28 марта 2024
Муниципальное автономное учреждение «Редакция газета Победа»
RSS

Главные новости

Христославы

Издавна на Руси почитались традиции и соблюдались обычаи того или иного народа, населяющего нашу благословенную землю. Так, например, традиция посещать погосты на праздник Светлой Христовой Пасхи в некоторых деревнях, да и сёлах русской глубинки сохранилась и доныне. Но откуда она появилась у православного народа? Где искать её корни? Традиция эта берёт своё начало в средневековье. Из истории мы знаем, что административно Российская Империя делилась на приходы – большую их часть составляли деревни и сёла, в которых проживало в основном крестьянство. В Великую Субботу и на Пасхальную службу люди целыми семьями стремились обязательно посетить богослужение в храме. В деревнях храмов не было, они возводились только в сёлах, и простым людям становилось не под силу (из-за повсеместного бездорожья или большой удалённости) посещать две службы сразу. Поэтому ночевали они зачастую на погостах, которые находились при храмах. Да и после Пасхальной службы с освящёнными куличами, пасочками и яичками люди побаивались возвращаться домой в ночь и коротали её опять же на кладбищах, поминая усопших. Так год от года со временем укоренилась эта традиция. Через несколько веков, после Октябрьской революции, рухнула Российская Империя, и на смену ей пришёл Советский Союз. В Стране Советов эта традиция себя не изжила, а получила новый виток вследствие повсеместного богоборчества: разрушений храмов и репрессий, применяемых к духовенству. В сельской местности почти не осталось действующих церквей, и люди в пасхальные дни шли опять же на могилки. Там и совершалось народное действо по поминанию усопших сродничков принесёнными с собой яйцами, пряниками и конфетами, которые нередко можно было заметить аккуратно положенными на могильные холмики… А как же сама церковь относится к этой народной традиции? Неоднозначно. Прямого запрета нет. Но это не приветствуется. В Священном Писании сказано, что, когда воскрес Иисус Христос, многие мёртвые восстали из гробов и вернулись домой. Само воскресение означает, что смерти больше нет, а отсюда выходит, что и само посещение погостов на Пасху не имеет смысла. Зачем искать Живого среди мёртвых? Но Христос воистину воскрес, а значит, ему надо было сначала, пострадав за наши грехи, умереть. Воплотившемуся Христу, как и всякому человеку, чтобы умереть, нужно сперва родиться. И когда рождается Христос, мы празднуем ещё один великий праздник – Рождество Христово!

Фото из открытых источников, носит иллюстративный характер.

Из праздничного церковного круга этот праздник один из моих любимых. Потому что в моей семье в этот день мы всегда ходили славить Христа. Какой восторг и какая радость были в душе от ликующего славословия, не передать словами. Моя бабушка, прожившая сто лет с небольшим, рассказывала, как Христа славили ещё при царе. Люди тогда жили беднее, чем живут сейчас, и задолго до наступления Рождества готовились к этому событию. Прибирали базы, выметали хаты, украшали висевшие в углах иконы, из сундуков доставали самые лучшие наряды, а уж гостинцы христославам заготавливали за несколько месяцев. Христа славить начинали чуть свет, в каждую хату всегда ходили гурьбой, человек по семнадцать разного возраста: маленькие ребятишки, подростки и уже совсем взрослые парни и девушки. Подходя к хате, стучались в дверь, а заходя, спрашивали, можно ли Христа прославить. Получив, как правило, утвердительный ответ, крестились на образа и кто постарше начинали петь тропарь, а после совсем малые дети рассказывали свои стишки про Христа. В завершение, поздравив хозяев, все ждали гостинцев. И хозяева с большой радостью давали кто что мог. А парням в специальный деревянный бочонок наливали граммов по сто пятьдесят водки. Этот бочонок они таскали с собой из хаты в хату и уже после (обычно поздним вечером) выпивали компанией на игрищах. А иной раз, кто имел гармонь, ходили по улицам с гармошкой и пели развесёлые песни.
Мой дедушка лет с трёх тоже всегда Христа славил. Его ребята постарше брали с собой. Когда они пели рождественский тропарь, дедушка подпевал им на свой манер, выходило забавно, и все смеялись. Меня «Рождеству» он тоже научил. Запомнил я быстро. И каждый год, даже в лютый мороз, мы ходили колядовать. Колядовали порой до вечера. Как сейчас помню один случай. Как-то раз мы припозднились. Ночевал я у деда с бабушкой, и нас разбудил стук в окно. Дед, наспех одевшись, вышел на веранду. За окном было ещё темно.
Кто тут такой? – зевнув в кулак, поинтересовался дед.
Это я, сосед, открывай! – ответил некто за дверью.
Дед, отворивши дверь, оторопел и стоял в изумлении, а я, выбежав следом, рассмеялся.
Кое-как переступив порог, в комнату ввалилось нечто, напоминающее человека. В овечьем тулупе, вывернутом наизнанку, в бабьем парике, с клоунским носом, размалёванный похлеще Марфушечки-душечки из киноленты «Морозко», стоял, пошатываясь, в чудных сапожищах изрядно выпивший сосед.
Эт ты что ль, Митяй? – расплывшись в улыбке, спросил дед.
Ну, – отозвался тот и, показав деду кулак, сказал: – Мороз, чуешь, чем пахнет?
Да ты, парень, добря заложил за воротник. Иди домой, проспись от греха, – сказал ему дед и продолжил: – Некогда мне с тобой гутарить, вон с Лёнькой славить идём.
Они вышли, и дедушка помог деду Мите, жившему через забор, дойти до его калитки. Тот поначалу кочевряжился, порываясь ещё куда-то улизнуть, но деда на него шумнул, и он обмяк.
Шустрей собирайся, сейчас петухи запоют, а мы с тобой и не начинали, – сказал мне вернувшийся дедушка.
Я тут же оделся, и мы вышли на улицу. Улица помаленечку оживала. То тут, то там в домах загорались огоньки. Из печных труб шёл сизый дым. Пахло дровами. Люди протапливали печи. Да и немудрено, утро было морозным. Под ногами хрустел снег, а сугробы были похожи на спину огромного белого медведя. Дышать было трудно с непривычки, холодный воздух щекотал и колол нос.
Лёнька, слухай, как войдём в хату, я начну, а ты подпоёшь, понял? – спросил дедушка.
Понял, понял, – отозвался я, вжав шею в шарф.
Дед всегда начинал первым. Не только славить, но и петь песни на гулянках. У него был сильный, красивый, немного с хрипотцой голос, и песни он умел не только здорово петь, но и играть…
Здорово ночевали, – сказал дед, когда мы зашли к соседям напротив.
Слава Богу, – отозвалась хозяйка.
Мы к вам зашли Христа прославить, – продолжил дедушка и, увидев одобрительный кивок соседки, взял на распев: «Рождество твоё, Христе Боже наш…».
Я ему подпевал, не торопясь, улавливая заданный им ритм. Прослезившаяся тётя Женя надавала мне конфет, а деду протянула какую-то денюжку. Так, славя из двора во двор, мы дошли до конца переулка.
«Куда же дед повернёт? – думал я. – Если направо повернёт, мы много наславим, пройдя по самой длинной станичной улице почти до самого центра, ну а если налево поведёт – пиши пропало…». Там жили его друзья-товарищи, и я знал, что без спиртного не обойдётся.
Деда потянуло налево, туда же он повлёк и меня. Иду я и думаю: «Сегодня уже к обеду домой воротимся…».
Зашли к Тибирьковым. Прославили. Тётя Света насыпала мне с полкулька конфет и дала яблоко. А деду с дядей Колей налила по рюмашечке. Одной рюмашечкой дело не обошлось, и дед вышел навеселе:
Лёня, щас нам ещё надо в три дома зайтить…
Зашли… Очень хорошо помню последний – третий. Дом не дом, хатка без слёз не глянешь. Воротца ущербные скрипели, как старая скрипка, на проржавевших петлях. Во дворе в маленькой будке такая же тщедушная собачонка, завидев нас, визгливо залаяла. Вышла старуха.
Дома твой? – спросил её дед.
Дома, куда ему деться-то. Проходи.
Мы вошли. Старик подбрасывал в грубку поленья.
Мы… пришли… – начал было дед.
Христа прославить, – продолжил я его мысль и почти сам тропарь и пропел. Тут старуха, причитая и хваля меня, сунула мне в руки блин, вкуснее которого я отродясь не ел, а деду со стариком своим налила в стаканы какой-то бормотухи. Она-то, проклятая, деда и сгубила. Выходя из ворот, дед промычал:
Давай, внучок, к дому поворачивай! Сейчас мы с тобой у бабки прославим… И тут же поскользнувшись на старых калошах, растянулся на скользкой дороге. Поначалу он не понял, что произошло, а немного погодя выругался с досады, пытаясь подняться. У него не выходило. Он вновь и вновь шумно падал. Извалялся в снегу до такой степени, что стал похож на снеговика. Я понял, что тут что-то неладное, и начал тормозить проезжавшие мимо машины. Одна белая «шестёрка» остановилась.
Что случилось? – спросил водитель.
Да дед мой поскользнулся, упал и встать не может, – уже плача отвечал я и, вытирая слёзы, попросил этого человека: – Помогите ему, пожалуйста, встать и до дома нас довезите.
Мужчина кое-как погрузил здоровенного деда в машину и привёз нас ко мне домой. Мама вызвала «скорую», деда укололи и увезли в больницу. Там ему наложили гипс и отправили восвояси. Дома дедушка ещё с полгода ходил на костылях и, наверное, как и я, надолго запомнил это Рождество. А потом всё шутил, спрашивая:
Ну, как мы с тобой, Лёнька, Рождество славили, помнишь?
Помню я это и сейчас, спустя почти тридцать лет. На следующий год я уже подрос и ходил колядовать с ребятами самостоятельно. Но самые лучшие и добрые колядки были у меня с дедом. С ним было весело и по-особому тепло, даже в самое морозное утро…

Алексей ИЛЬИЧЕВ-МОРОЗОВ.